Дорогие нам дети
Опубликовано: 24.02.2020
Это произошло в теплый сентябрьский день. Девочка может неделю, а может только две сходила в первый класс. Она принесла не оценку (ведь первоклассникам оценок не ставят), а просто исправленную красными чернилами работу - те самые крючочки и кружочки, которые так тяжело и неинтересно вписывать в узкие клеточки и линейки. Слишком много красных чернил. Девочка знала, что матери не понравится эта тетрадь, и она решила ее спрятать. Она не придумала ничего лучше, как закопать ее в палисаднике. Но как раз в цветнике в ближайшую субботу мать наводила порядок - нашла зарытую тетрадь и была так испугана и расстроена первым обманом своего ребенка, что не сдержалась и в запале сказала, что таких детей она никогда не хотела бы иметь.
Что двигало ребенком: обида или стыд из-за раскрытого обмана, трудно сказать. Скорее, впервые израненное самолюбие. Девочка после разговора с матерью твердо решила уйти жить к двоюродной тетке, дом которой был в городе за 40 километров отсюда. Девочка знала расстояние, название города и направление, в котором они сворачивали, когда ехали к тете в гости. Она была уверена, что тетя и ее муж радушно ее встретят, как встречали всегда, и позволят жить у них... Ребенок не сомневался, что сможет найти нужный дом. Она хорошо помнила, как он выглядит: с зелеными воротами и серым забором.
Пока мать была на кухне, девочка прошла под окнами в одну сторону, а потом, наклонившись, чтобы из окна не была видна ее голова, в другую. Запутывала следы. Гордилась своей сообразительностью. Потом она вышла из поселка. Она шла через поле, на котором ломали кукурузу, и кто-нибудь должен был ее заметить, но никто не обратил внимания, не остановил, не спросил, где родители и почему она одна так далеко от дома.
А когда она вышла на оживленное шоссе, где большие и маленькие машины оглушительно проносились в обе стороны, она несла в руках оружие - сухой стебель кукурузы. Девочка помнила предупреждения взрослых о нехороших дядях, которые могут обидеть ребенка, и решила, что сумеет за себя постоять - с помощью этой шершавой коленчатой палки.
Километра, примерно, через четыре, которые она прошла вдоль трассы, около нее остановился груженый сахарной свеклой огромный грузовик. Несмотря на то, что она устала, она хорошо помнила строгий запрет родителей: никогда не разговаривать с незнакомыми, и тем более - ни в коем случае не садиться в чужие машины. Но вопрос, который задал водитель, было настолько прост, а голос и выражение лица его такое обычное, что она, немного помолчав, ответила. О том, куда идет и к кому, подтвердила, что знает адрес, и даже согласилась, чтобы этот человек ее подвез.
Палку она на всякий случай взяла с собой. Когда водитель спросил, зачем, маленькая женщина не ответила. Но ей не было страшно. Они приехали на сахарный завод, и она с интересом наблюдала через заднее стекло кабины, как блестящая железная труба раскручивается, словно телескоп, и снова скручивается, чтобы поднять и снова опустить кузов.
И когда водитель протянул ей маленький сверток с круглыми конфетами без оберток, она колебалась лишь мгновение. Она помнила, что нельзя у чужих брать конфеты, что конфеты могут предлагать детям злоумышленники. И она решила опять схитрить. Она взяла конфеты, но есть их не стала. Сначала. А потом все же не выдержала...
Теперь они должны были поехать в нужный ей город. Так обещал водитель. Она верила, что он знает, где дом ее тети. Да она и сама должна была узнать: зеленые ворота, серый забор... Он спросил, не согласится она выбросить палку, она подумала и согласилась, палка и действительно была слишком большой и казалась теперь совершенно ненужной.
Прошло почти шесть часов с тех пор, как мать ее позвала на обед. Шесть часов с того момента, когда мать не услышала ее ответа. Шесть часов с того периода жизни, когда ребенок был. Шесть часов были похожи на шесть тысячелетий, наполненных ужасом и отчаянием, молитвой и надеждой, молитвой и отчаянием...
Родители уже поняли, что ребенка в поселке нет. Нет его и в окрестностях, нет со школьниками, которые пошли в поход, ни на близлежащих дорогах, в полях и посадках... По местному радио уже прозвучало объявление. Описание ребенка уже передали во все региональные отделения милиции...
На выезде из города располагался пост ГАИ. Девочка не сразу поняла, почему их грузовик остановился. Она спокойно наблюдала в окно, как милиционер подошел к водителю, о чем-то с ним заговорил. Потом милиционер отошел, и водитель уже захлопнул дверцу чтобы ехать, но милиционер подошел снова и вежливо спросил о какой-то инструмент. Девочке показалось, что речь идет о молотке. Водитель наклонился, чтобы достать этот инструмент откуда между ее сиденьем и ею, и тогда милиционер ее заметил. И когда водитель выпрямился, спросил: "Откуда это девчонка?"
Водитель не стал лгать. И никто потом так никогда и не узнает, куда и зачем он собирался везти ребенка. Почему сам не остановился у ближайшего отделения милиции и не сообщил о странной встрече на шоссе в 40 километрах отсюда.
Милиционер завел ребенка в свою милицейскую комнату и стал расспрашивать: кто она и откуда. Он уже знал об объявленном розыске. Девочка не сразу рассказала все. Она попыталась снова хитрить, сказала, что не знает, как ее фамилия и где живет. Но после того, как милиционер сказал, что его пятилетний сын знает, а она нет - как же так? - ей стало стыдно и она бойко выпалила свой адрес.
А потом тот же водитель грузовика отвез ее домой. И родители даже успели схватить самую красивую хрустальную вазу из серванта, так как больше ничего ценного в их доме не было, и отдать этому человеку, который привез их ребенка, живого и невредимого, домой.
Это позже они догадаются, что все закончилось благополучно не благодаря этому человеку. Милиционер, которого они тоже захотят отблагодарить, расскажет, что остановить грузовик его попросила какая-то немолодая женщина. Какая женщина? Что она делала на этом перекрестке? Он не знает. А водитель? Приехал откуда-то в эти края, нанялся во время уборки свеклы. Кто и откуда - не известно. Как появился, так и пропал.
...Через много лет я осмелюсь расспросить мать о том далеком сентябрьском дне. И она расскажет мне, как бежала перед машиной, в которой ехал за рулем друг семьи - отец был не в состоянии управлять. Отец сидел на пассажирском сиденье... А мать бежала перед машиной, так как не могла сидеть там, внутри. Она бежала и кричала вслух, чтобы Бог взял ее, но сохранил ее ребенка... кричала и плакала… просила и плакала... молила и плакала... обещала и плакала...
Разговор состоялся через 33 года, когда я, выходя из лифта, на глазах у матери споткнулась и упала лицом на приоткрытое полотно железной двери... Когда после удара села на бетонный пол в темном лифтовом коридоре, закрыла лицо руками и несколько минут - долгих, долгих минут - не могла ответить на вопрос: "Глаза? Целые?"... Ведь еще не знала, (несколько минут) – целы ли глаза. Пока не протянула отцу очки, которые, казалось, вывернулись от удара наизнанку, но не разбились... А через пальцы уже сочилась кровь, и мать видела это даже в темноте неосвещенного лифтового коридорчика...
После всего пережитого, когда я уже вернусь из больницы с наложенными на лоб швами, мы впервые осмелились вспомнить тот мой побег в первом классе. Впервые за 33 года. Как-то само собой получилось. И я впервые узнала, что когда матери сказали, где, на каком расстоянии от дома меня нашли, она потеряла сознание.
Мне кажется, что я никогда не просила прощения за тот поступок, сделанный мной в семь лет. Только помнила обиду, из-за которой решила тогда пойти к тете, помнила, чтобы не обидеть кого-нибудь из своих детей. Чтобы никогда не пережить того, что пережила моя мама. Но каждый раз, когда слышу о потерявшихся детях, вспоминаю тот случай из своей жизни и кровь в жилах стынет...
А еще всю свою жизнь я живу с ощущением чуда. Ведь тогда случилось настоящее чудо. Иначе не объяснить - как, каким образом милиционер заметил маленькую девчонку в высокой кабине грузовика. Рассказ о незнакомой женщине, которая обратилась к милиционеру, похож на сказку. Иногда мне кажется, что что-то в этой истории добавила услужливая память. А иногда - что я видела эту женщину. Даже припоминаю ее неброскую одежду, полноватую фигуру. Обычная такая тетенька. Совсем обычная. Почему-то мне еще кажется, что мы с ней встретились взглядами. И глаза ее были молодые и ясные. Она словно чуть заметно кивнула мне. Как старой знакомой. И улыбнулась - только глазами. Чтобы успокоить. Чтобы мне не было страшно. Никогда.
Ольга Медведева.